— В сказку мы попали, — Прохор от щелчка фотокамеры проснулся.
— Хороша сказка, да небось, с войнушками, — махнул в сторону стоящих автомобилей. А нагайку так сжал, что побелели костяшки пальцев. В одном, открытом, сидели четверо в пятнистой форме и спокойно поглядывали по сторонам. Около четырёх грузовых крутилось ещё человек двадцать, с коханьем оружия.
— Нет, только собираемся воевать. Сюда идёт войско неприятеля, довольно многочисленное, но уступающего нам по оружию. Неделя по времени у нас есть, — совсем спокойно ответил майор.
— М-да. Это хорошо, что неделя, — Мелехов остыл. Развернулся, дошагал обратно до своих коней и махнул рукой. И к мосту потянулись, поспешая, казаки Громковской сотни. Любопытные и под пулемёты. Первым бегом прибежал сотник. С женой.
— Сотник тебя… — Мелехов не договорил. Ему навстречу шёл, родной брат Пётр. — Здорово, братушка. Старшего брата заключил в объятия, и даже не удивился его появлению.
— Чуй, Гриша, а у тебя в голове не было слов — "омоложение прошло успешно"? — старший брат смотрел со спокойной ухмылкой.
— Водились, Пётр Пантелеевич, — ответил. Спокойствие брата и ему передалось. — Вот тебе и сказка.
И стали подходить казаки из его дивизии. Прямо волнами они на таможню накатывали. И они стали спрашивать, как их сюда всех занесло. Мелехов, как мог, отвечал. Казаки зачесали затылки. Но большинству предстоящий недельный отдых пришёлся по нраву. Поглядывая на брата, решился ехать в Каменскую.
— Так сколько тут до Каменской будеть? — спросил у, "ишь ты", майора.
— Десять вёрст от нас будет. Езжайте, мы за этой "бригадой" присмотрим. Накормим и попадалово у них сытным получится, — таможенник улыбнулся. Мелехов хмыкнул.
— Пётр, покомандуй, я к голове нонешнему заскачу. Поспрашай тута ишо. Бывай. С ним поехали Прохор и Коршунов на коньке местных пограничников. Митрий уже изъяснялся нормально, но редко. Ехали, почти молча версты две, рассматривая окрестности. Слева была весенняя цветущая степь, а справа начались аккуратно распаханные поля в коробках лесопосадок.
— Ты глянь-ко, Митрий, как складно распахано, — Прохор не выдержал трёхминутной молчанки.
— Ага. Коршунов с игнорированием смотрящий на всё и всех, при виде ладных полей оживился. Свернули с асфальта. Глянули на пронёсшуюся по дороге пятнистую машину, спешились, и, оставив коней пастись в щедрой лесопосадке, ступили на поле. Прохор опустился на корточки и разрыл землю руками.
— Глянько, пашеничка посажана. Эх, полюшко-поле… Григорий, покусывая травинку, сорванной по ходу, молча слушая начавшийся разговор между Митрием и Прохором, пришёл к выводу, что непонятное пока можно опустить, а, если что, с земляками он тут не пропадёт. В толпе подошедших казаков он рассмотрел и своих хуторян-земляков: Христоню, Якова Подкову, братьев Шамилей, Аникушку. Даже Степана Астахова увидал. Да плюс повстанцы с других станиц и хуторов. "Это нормально". Затем все вышли к дороге.
И послышался шум мотора. В сторону Каменской ехала легковая машина, необычная. Машина остановилась. Из неё, блеснув загорелыми ляжками, выбралась девушка в светлом платье до колен и туфельках, под цвет глаз. Синих.
— Товарищи, а куда эта дорога ведёт? — спросила, закрываясь ладонью от солнца.
— Товарищей выискиваешь? А мы тебя щас плетей! — Коршунов сердито скалясь, потянулся за нагайкой.
— Митрий, прекрати! — одёрнул дружка Мелехов. Девушка нагайки карателя не испугалась. Уперев руки в бока, незнакомка высказала, куда бы она засунула эту плётку Митьки, и какие были бы результаты. Потом ещё прошлась по "семейке" Коршунова. Да таким ядрёным матом. Казаки смутились, а Коршунов со всего маха уселся на землю и стал рвать с такой злостью траву и раскидывать её, что все поневоле разулыбались.
— Ой, а вы на актёра Петра Глебова похожи, что играл Григория Мелехова в "Тихом Доне"! Тут кино снимают? — девушка стояла уже рядом с Мелеховым. "Ага. Как в 2014"…
— Я не Глебов, я — Григорий Мелехов. А дорога ведёт в Каменскую.
— Мелехов? Какую Каменскую? Тут Сальск должен быть. Дальше последовал разговор "немого с глухим".
— Куда мы, дядя Вася, попали? — девушка надула капризно губки. Степенный шофёр потускнел:
— Регина, давай назад в конезавод вернёмся.
— Ага, Марсов, меня съест, что зря съездила. Скажет, напрасно бензин спалили.
— А ты его матом, Марсова этого, — Прохор бесхитростно подсказал.
— А у кого я мату научилась? У директора Марсова и училась… А потом любопытная девака уговорила Григория и Прохора поехать "в вашу Каменскую" на их "Ниве". — А этот хам пусть тут сидит, коней ваших охраняет. Сели в машину, раз, и показалась Каменская. Пассажиры в "Ниве" с удивлением рассматривали станицу, похожую на перевалочный военный пункт.
— Ты смотри половина в давнишней форме, а половина в немецком камуфляже, — комментировал дядя Вася увиденных вояк. — Это ж, какой тут год?
— 1912-й. Вон на афише написано. Изумлённые, поехали искать есаула Ястребова. Возле станичного правления, куда ехали по подсказкам Прохора, увидели интересный грузовик.
— "ЗИЛ" переделали в броневик. А откуда на нём взялись американские пулемёты? — недоумевал Василий Васильевич Васечкин, шофёр директора Марсова, служивший в 1961-63 годах, в ГДР. Для казаков "ЗИЛ" был простой железякой. Только большой. И занимательной. "Нива" остановилась рядом с грузовиком, пассажиры выбрались на асфальт. Прохор стал тут же его щупать, прицыкивая.
— Товарищ военный, а где можно найти есаула Ястребова? — девушка обратилась с вопросом к офицеру в защитной мешковатой форме.
— Мое почтение, сеньорита Лиэль, что уже не узнаёшь? — справился военный.
— Я не Лиэль, я Регина. Регина Дубовицкая, ветеринар конезавода Љ159 имени Кирова.
— Вот мне везёт на этих "красных", — изрёк военный. — Я есаул Ястребов. А это Григорий Мелехов и Прохор Зыков. Я прав? "И этот меня знает". — Ох, уж этот, Борн, язви его в корень, дал почитать "Тихий Дон" с картинками, — тут же подивил всех Ястребов. Последовала еще раз немая сцена. Зыков с Васечкиным, отколовшись от коллектива, разглядывали кабину ЗИЛа. Прохор куце присвистывал. "А Вася-то не Шумахер" — подумал комдив. Подумал, удивился и стал спокойным.
— О, а вот и сам милорд Борн припёрся, — воскликнул есаул. Подъехал легковой автомобиль серо-зелёного цвета. Из него, под шум громкой музыки, выбрался плечистый дядя в чёрных очках, чёрной майке-фуфайке с короткими рукавами, защитного, оливкового цвета брюках, и в высоких серо-зелёных ботинках. — Вот, так всегда — с понтами, с музыкой, бухой и с бабами. Опаньки, сэр Борн, у меня, что в глазах троится? Раз-Лиэль, два-Лиэль и три-Лиэль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});